Мне не нравятся практически все постановки «Трех сестер», представленные зрителям в последние годы. То их пенсионерками сделают, то в сочиненной на чеховский сюжет опере сестер играют мужчины, контртеноры; один режиссер видит их негритянками, другой – лесбиянками… Режиссеры непрерывно что-то изобретают, громоздят несуразности, растягивают действие на сто лет, разводя героинь по эпохам, словно мало им смыслов, заложенных автором.

Иной раз подумаешь, что пьесы Чехова вообще писались не для театра, а для самостоятельного углубленного прочтения. И тогда ты сам себе – режиссер, в каждое такое прикосновение выделяешь актуальную тему, а вернее – Чехов вдруг сыграет трагичную, печальную или насмешливую мелодию на струнах читательской души, выбрав для этого наиболее подходящий момент.

Помню, как однажды, прочитав пьесу за вечер, я была ошеломлена явлением Главной Героини – Натальи, жены Андрея Прозорова. Она единственная в этой пьесе хорошо знает в своем эгоцентризме, чего хочет. И поступательно, невзирая на неприязнь окружающих, добивается поставленной цели. Пока сестры мечтательно восклицают «В Москву! В Москву!», эта барышня, не тратя времени на рефлексию и бесполезные фантазии, удачно выходит замуж, отвоевывает комнату за комнатой, прибирает под каблук мужа, потом – дом Прозоровых, общую собственность семьи, плодится и размножается. Но даже детей, непрерывно над ними сюсюкая, она использует в качестве шантажа, стремясь захватить как можно больше пространства и власти.

Все видят, как она шагает напролом, но, как и положено интеллигентным людям, деликатничают с этим ничтожеством, пошлой и малообразованной мещанкой. И вот уже Наталья снисходительно их поучает, топает ногами, по любому поводу может заорать "Молчать!" Заметьте, в полном своем праве ничтожества, которому нет удержу в самолюбовании. О, она отомстила им за свой зеленый пояс на розовом платье!..

Вокруг умные люди рефлектируют, влюбляются, разочаровываются и пребывают в горестном недоумении, так где же оно, счастье? Труд – это спасение от житейской рутины или еще большее наказание? А эта дама уже и в любовники немалого чиновника пристроила, опять же не конфузясь тем, что всему городу видна постыдная связь. Начала разговаривать с хозяйками дома свысока, на повышенных тонах, и успешно выжила всех сестер из дому. Вот уже и Андрею Прозорову, который прекрасно понял, какое «шершавое животное» эта Наталья, доктор по-дружески советует бежать от такой жены, куда глаза глядят!

Рушатся мечты, несчастная любовь к Ирине доводит Тузенбаха и Соленого до дуэли. Глубоко страдают в момент расставания Маша и Вершинин, не смея распорядиться своей судьбой, пасуя перед обстоятельствами. И только Наталья в победном марше полна новых планов: вырубить еловую аллею, клен, насадить цветочков…Вот уже и сам Протопопов детскую коляску по ее приказу катает, кто там следующий, в угодники к хваткой барыне?! Уж она-то ни перед чем не остановится, не станет деликатничать, катит, как асфальтовый каток!

В тот раз я была сильно озадачена Антоном Павловичем, эвон как расправился с мечтателями, позволил такому бездуховному чучелу торжествовать, чуть ли не царить на сцене! Хотя - прав, опять до обидного прав. Именно так очень часто и происходит, когда умные образованные, деликатные люди попадают в зависимость от полного ничтожества, движимого лишь своими корыстными устремлениями.

Но перечитывая пьесу нынче, я эту Наталью всерьез не восприняла, так, серым фоном-забором прошла мимо сознания пустоголовая захватчица.

Меня поразило, что при таком обилии прелестных, умных, образованных людей, все эти индивидуальности не …плюсуются, если можно так выразиться, и не созидают счастливой среды. Они пафосно говорят об одном и том же: о живительной роли созидательного труда, о любви, которая должна бы сделать счастливыми и Машу, и Тузенбаха, и Вершинина, но при этом как бы не слышат друг друга и не понимают.

Вообще о любви в пьесе говорят непозволительно много, буквально все, и ничтожный учитель гимназии Кулыгин, и постаревший и все забывший доктор Чебутыкин, и Ирина, только мечтающая о неземной любви. У Чехова в «Трех сестрах» это какой-то завораживающий мотив, перепетый многократно на разные голоса, но так и не совпавший, не слившийся не то что в симфонию, но даже в отдельные дуэты.

Прием этакого повтора для Чехова вообще характерен, вспомните хотя бы рассказ «Толстый и Тонкий» - в нем в зависимости от открывающейся новой информации Тонкий трижды представляет Толстому свое семейство, и всякий раз с новым оттенком и выражением. И уже это одно наполняет глубоким содержанием простенький рассказ, делает его объемным, многослойным. И рассказов с таким приемом у Чехова много, он житейскую ситуацию словно бы поворачивает, показывает в разных ракурсах, и она делается выпуклой, многогранной.

В пьесе «Три сестры» мечтательные монологи героев сплетаются, повторяются, варьируются, и читатель довольно скоро понимает: всем хочется любви, светлых перемен и счастья! Но почему же они не слышат друг друга, эти прекрасные герои, почему они существуют как бы в безвоздушном пространстве, почему мечтают о чем-то несбыточном, не умея сделать счастливым человека, который рядом? Может быть, это неумение и есть самая главная наша проблема на все времена? Чехов хочет донести до меня, читателя, грустную истину, что счастливая любовь и в жизни - явление редкое, исключительное, почти невозможное, или мне так показалось?

Вопросы, вопросы, вопросы...

Но в пьесе есть и почти незаметный эпизод, в котором содержится ответ.

Диктат Натальи в доме Прозоровых приводит к тому, что Ольга не только сама переходит жить в казенную квартиру при гимназии, но забирает с собой и старенькую няньку Анфису. Ту самую, восьмидесятилетнюю старушку, вырастившую сестер, на которую Наталья топала ногами и кричала: "Не сметь сидеть в моем присутствии!", "И чтобы завтра же не было здесь этой старой воровки, старой хрычовки..(стучит ногами) этой ведьмы! Не сметь меня раздражать!" Ольгу эта сцена буквально убила, но, как сильно действующее, шоковое средство, и побудила к поступку.

Вы только послушайте старушку, как она расписывает Ирине свое счастье:

«И-и, деточка, вот живу! Вот живу! В гимназии на казенной квартире, золотая, вместе с Олюшкой – определил господь на старости лет. Отродясь я, грешница, так не жила…Квартира большая, казенная, и мне цельная комнатка и кроватка. Все казенное. Проснусь ночью и – о господи, матерь божия, счастливей меня человека нету!»

Только Чехов умеет вот так, доброй усмешкой ответить на высокопарные мечтания и страдания – ясно и почти приземлено. А Ольга в финальном монологе все недоумевает, все ищет ответ: «Зачем мы живем, зачем страдаем… Если бы знать, если бы знать!»

Успех на самом первом представлении "Трех сестер", еще при жизни Антона Павловича, был огромный, их приняли сразу и безоговорочно! Однако, я все-таки вспомнила прекрасный спектакль по пьесе Чехова, виденный мною: в Ленинграде в Большом драматическом театре имени Горького полсотни лет тому назад "Три сестры" поставил Георгий Товстоногов, ярый противник всякого осовременивания классики. Глубокое проникновение в замысел писателя позволило Товстоногову нащупать главный нерв: при прекраснодушной мечтательности, привлекательности главных героев остро звучит тема их душевного паралича. Трагизм пьесы, по его пониманию, именно в этом, бездействие, равнодушие всех ко всем ведет к крушению идеалов, умиранию моральному, духовному.

Конечно, и силы в том спектакле были задействованы невероятные, играли еще Юрский, Копелян, Басилашвили, Лавров, Шарко, Попова и Макарова. (На старенькую программку взглянуть - одно наслаждение!) Но главное - бережное, умное прочтение пьесы режиссером, постижение замысла Чехова, а не нагромождение своих фантазий, искажающих смысл "Трех сестер" до неузнаваемости, сотворили блестящий спектакль. Да ведь это - Товстоногов, легенда театрального мира!

Между прочим, в своей книге "Зеркало сцены" Георгий Александрович оставил записи репетиций спектакля "Три сестры", где растолковано понимание буквально каждого акта, действий каждого героя, его молчание, монологи и диалоги. Как же интересно вникать в пьесу и замысел автора с таким умным, тонко чувствующим читателем, который еще и понимает, КАК это сделать на сцене! Откладываю и эту книгу для ближайшего прочтения. Когда уже есть свое непосредственное представление о произведении, добирать, додумывать всегда интересно.

Пока же том Чехова с драматическими произведениями закрываю - до следующего раза. Уверена, что в этой пьесе, как и в каждом своем многослойном произведении, он припас еще не один морально-нравственный аспект. Вот ведь не сразу увидела, что у Фирса, брошенного в пустом доме, в "Вишневом саду", есть антипод в "Трех сестрах" - такая счастливая Анфиса! Читать и перечитывать... До встречи, Антон Павлович!